Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]
Новицкий совершенно отчетливо, для протокола, настаивал на том, что попытка потребления совершенно легальна и что он добровольно отдает свою жизнь вместо Валерия Мантулова. Вмешиваться в таких случаях старшим запрещают… нет, не законы, а, как говорили в старину, «понятия», кодекс чести сообщества высоких господ. Кому нужна слава падальщика? Но Корбут был (впрочем, о нем пока еще нельзя говорить в прошедшем времени) самовлюбленным болваном. Габриэлян подавил вспышку раздражения в адрес господина Рождественского (о коем, спасибо Кесселю и Аркадию Петровичу, уже давно можно было говорить в прошедшем времени) — инициировал покойник кого попало. Даже не кого в голову взбредет — а кого левая нога захочет. И самовлюбленный болван Корбут по какой-то причине не мог то ли Новицкого, то ли Кошелева оставить в покое.
Прозвучал вызов от Олега. Мальчик весело сообщил, что его персонажа в игре отправили в ноль хитов.
— В смысле — убили? — уточнил Габриэлян.
— Нет, это не одно и то же, — объяснил Олег. — Я просто валяюсь и сдвинуться с места не могу. Но если мне партийцы за полчаса не окажут помощи — то я помру.
— Ты хочешь сказать, что я должен тебя спасать прямо с рабочего места? — сардонически поинтересовался Габриэлян.
— Я сначала Короля просил, — сказал Олег. — Но с ним связь нестабильная. Атмосферные помехи или что-то еще.
Заходить в игру отсюда — это, конечно, полнейший нонсенс. Покинуть рабочее место можно только по приказу (даже не с разрешения) Волкова. До конца смены еще час. Эней, судя по словам Олега, находится в тяжелом, возможно, терминальном состоянии.
— Значит, помирай, — сказал Габриэлян. — Мне некогда.
А вот из дома уже можно будет посмотреть лог. То бишь подробный отчет о том, что, как и почему у них произошло. Заметать следы, не зная настоящего расклада — особо трудоемкий способ самоубийства.
Еще через двадцать минут вышел на связь Король. Уже сел в Питере. Глава опергруппы капитан Маркин встречал его лично и тут же поделился соображениями. Ему было совершенно неясно, почему Кошелев, выслушав заявление Новицкого, не потребил его на месте с концами, а отпустил гулять еще на сутки. Пока что наиболее разумной ему представлялась версия о том, что Кошелев хотел за что-то свести счеты с Корбутом и оставил Новицкого в качестве живца. Версия не держала воды: чтобы пригласить Корбута прогуляться в уединенной местности и там наставить уму-разуму, Кошелеву совершенно не нужен был Новицкий: по возрасту, по статусу, по положению он и так имел на то все права.
Король ни единым словом, ни единым дрожанием лицевого мускула не подтвердил и не опроверг версию Маркина. Молодцы, работайте дальше, — сказал он, откровенно зевая — и попросился в гостиницу. Не в ведомственную, — уточнил он. Московская шишка не собиралась сообщать, что Москва думает по поводу этого дела и в какую сторону питерским коллегам копать, а в какую — упаси Аллах.
И кстати, бросил он через плечо, уже входя в номер, обратите внимание на то, что обычный модус Кошелева — это отпускать жертву после первого Поцелуя. Давать ей шанс на побег. Всегда. А что до сих пор среди его жертв не попадалось профессионалов… ну у него другие вкусы. Были. Ему нравились люди искусства.
С этими словами московская шишка закрылась в номере и принялась за расшифровку отчета. Из лога следовало, что экзорцизм случился с Кошелевым совершенно непонятным образом. Это не Неверов постарался, как они предполагали поначалу. Кошелев просто вошел с Энеем в ближний контакт, все боялись стрелять, чтобы не задеть командира и вдруг паф! — Кошелева покинул симбионт. Хотите верьте, хотите нет.
А вот за каким чертом Эней входил с ним в ближний контакт, скажите мне на милость? Ему жить надоело? Ему остренького не хватает? Подал бы сигнал к началу операции… у них там двое старших на полянке — и стол накрыт, и суп кипит, и кто войдет, тот будет сыт. Корбут, конечно, помоложе и для дела подходит хуже, но кого-то они бы там прихватили… И кстати, положи они там Кошелева, он бы мирно рассыпался в прах и поди потом восстанови, как именно его убили и кто это сделал. А теперь у Кошелева-человека под ногтями — ткани Новицкого в промышленных количествах.
Хотя, конечно, под воздействием Поцелуя — Габриэлян подумал о Майе — каких только глупостей люди не делают…
Потом он снова подумал о Майе. Как можно было таким раздолбаям доверить такую женщину? А ведь меня даже никто не Целовал… Кстати, интересно, на какие глупости под основательным Поцелуем пущусь я. Такие вещи лучше знать заранее — а ведь эксперимента не поставишь… Габриэлян поправил очки и, повинуясь мгновенному наитию, вывел на экран планшетки текст Нового Завета.
В пять утра он в последний раз вошел в кабинет Волкова, чтобы сопроводить того ко сну.
— Это пока что предварительное заключение, Аркадий Петрович, но похоже, что убийцы Кошелева, в числе прочего, экспериментировали с экзорцизмом. Причем, с довольно редкой его разновидностью. Знаете, как сказано в Евангелии от Марка…
— Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы, — немедленно процитировал Аркадий Петрович. — Если вы когда-нибудь встретите этих дураков и они еще будут живы, объясните им: пусть поупражняются для начала на змеях и скорпионах, а потом уж переходят к тем, кто им явно не по зубам.
— Но ведь они оказались достаточно убедительны. Для Кошелева, — как бы невзначай возразил Габриэлян.
Аркадий Петрович резко развернулся от двери в саркофаг. В последний раз такое выражение лица у него Габриэлян видел в тот достопамятный вечер, когда в группу поступил Олег.
— Вот как? А вам известно, Вадим Арович, что бес — или, как вы его называете, симбионт — первым делом атакует экзорциста? Вы не знаете, этот… мистик-дилетант, он на каком свете?
«Ноль хитов»…
— Не имею ни малейшего представления, Аркадий Петрович, — честно сказал Габриэлян.
* * *…Свет был сильный, но рассеянный — и оттого мягкий, даже какой-то нежный, как снег. Эней сфокусировал зрение — насколько смог. Смог он неважно, но в размытых очертаниях двух фигур над собой узнал Костю и Эмет, хозяйку базы, главного врача в ораниенбаумском санатории «Ракиты». Санаторий специализировался на реабилитации после косметической хирургии: людям требовалось место и время, чтобы привыкнуть к новым лицам — и чтобы знакомые успели отвыкнуть от их прежней внешности.
— Сколько пальцев я показываю? — спросила Эмет.
Эней с силой зажмурился, потом раскрыл глаза и еще раз сфокусировал зрение.
— Три.
— Как вы себя чувствуете?
Эней провел деревянным языком по вспухшим губам и сказал:
— Как Бог.
— Шутку понял. Смешно, — отозвался Костя. По тону было понятно, что шутка ему не понравилась.
— А я не шутил. Почти. Что было-то? Я бесновался?
— А должен был? — Костя нагнулся и посмотрел ему прямо в глаза.
— Да по идее нет. По-моему, внутрь я его все-таки не пустил.
Эмет раскрыла маленькое зеркальце и поднесла к самым глазам Энея. Ох… Это я, что ли?
— Ты зачем себе глаза выцарапать пытался? — спросил Кен.
— Это… не глаза, — Эней вспомнил, что было по другую сторону завесы беспамятства, и его передернуло.
— Вы его так не пускали, — прохладно пояснила Эмет.
— И это тоже? — с трудом подняв руку, Эней показал на ее вспухшую переносицу.
— Видимо, да. Видимо, вы меня за кого-то не того приняли.
Эней точно знал, за кого он ее принял. Но не готов был сейчас никому об этом рассказывать. Он собирался отдать распоряжение по операции, и ему очень нужно было показать, что с головой у него все в порядке.
— Что это было… с вашей точки зрения? — спросил он.
— С моей точки зрения… — Эней вдруг понял, что горечь и досада, которые слышатся в голосе Эмет, направлены не на него, а на самое себя. — Это была грубая врачебная ошибка. Я решила, что ваш шок имеет геморрагическую природу. Я решила, что ваши попытки вырваться из манипуляционной — это запоздалый патологический рефлекс, что вы почему-то вернулись к эректильной фазе шока…
— Хотя по идее так не бывает, — вставил Костя.
— По идее многого не бывает, но иногда случается, — возразила Эмет.
— Это я к тому, — сказал Костя, — что виноват на самом деле я. Это я священник. Это я должен не забывать про такие штуки. А я забыл.
— Баста, — оборвал их Эней. — Как командир, я приказываю вам считать, что это моя вина. Я не должен был лезть к нему с экзорцизмом. Или хотя бы продумать последствия. Все последствия, я имею в виду.
— Ау, кэп. Ты был под Поцелуем.
— А я об этом знала — и не приняла во внимание, — заключила Эмет. — В общем, когда мы зашили половину ваших ран, вы внезапно вскочили, и начали ломиться в дверь, а на все попытки уложить вас обратно реагировали… — она потерла разбитый нос, — неадекватно. Говорили с кем-то невидимым. Выкрикивали что-то вроде псалма.
